Федорино горе

Скачет сито по полям,
А корыто по лугам. За лопатою метла
Вдоль по улице пошла. Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы, Испугалася коза,
Растопырила глаза: «Что такое? Почему?
Ничего я не пойму». Но, как чёрная железная нога,
Побежала, поскакала кочерга. И помчалися по улице ножи:
«Эй, держи, держи, держи, держи, держи!» И кастрюля на бегу
Закричала утюгу:
«Я бегу, бегу, бегу,
Удержаться не могу!» Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит, дребезжит… Утюги бегут, покрякивают,
Через лужи, через лужи перескакивают. А за ними блюдца, блюдца — Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! Вдоль по улице несутся — Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
На стаканы — дзынь! — натыкаются,
И стаканы — дзынь! — разбиваются. И бежит, бренчит, стучит сковорода:
«Вы куда? куда? куда? куда? куда?» А за нею вилки,
Рюмки да бутылки,
Чашки да ложки
Скачут по дорожке. Из окошка вывалился стол
И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл… А на нём, а на нём,
Как на лошади верхом,
Самоварище сидит
И товарищам кричит:
«Уходите, бегите, спасайтеся!» И в железную трубу:
«Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!» А за ними вдоль забора
Скачет бабушка Федора:
«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Воротитеся домой!» Но ответило корыто:
«На Федору я сердито!»
И сказала кочерга:
«Я Федоре не слуга!» А фарфоровые блюдца
Над Федорою смеются:
«Никогда мы, никогда
Не воротимся сюда!» Тут Федорины коты
Расфуфырили хвосты,
Побежали во всю прыть,
Чтоб посуду воротить: «Эй вы, глупые тарелки,
Что вы скачете, как белки?
Вам ли бегать за воротами
С воробьями желторотыми?
Вы в канаву упадёте,
Вы утонете в болоте.
Не ходите, погодите,
Воротитеся домой!» Но тарелки вьются-вьются,
А Федоре не даются:
«Лучше в поле пропадём,
А к Федоре не пойдём!» Мимо курица бежала
И посуду увидала:
«Куд-куда! Куд-куда!
Вы откуда и куда?!» И ответила посуда:
«Было нам у бабы худо,
Не любила нас она,
Била, била нас она,
Запылила, закоптила,
Загубила нас она!» «Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!
Жить вам было нелегко!» «Да, — промолвил медный таз, —
Погляди-ка ты на нас:
Мы поломаны, побиты,
Мы помоями облиты.
Загляни-ка ты в кадушку —
И увидишь там лягушку,
Загляни-ка ты в ушат —
Тараканы там кишат,
Оттого-то мы от бабы
Убежали, как от жабы,
И гуляем по полям,
По болотам, по лугам,
И к неряхе-замарахе
Не воротимся!» И они побежали лесочком,
Поскакали по пням и по кочкам.
А бедная баба одна,
И плачет и плачет она.
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!
И чашки ушли, и стаканы,
Остались одни тараканы.
Ой, горе Федоре,
Горе! А посуда вперёд и вперёд
По полям, по болотам идёт. И чайник шепнул утюгу:
«Я дальше идти не могу». И заплакали блюдца:
«Не лучше ль вернуться?» И зарыдало корыто:
«Увы, я разбито, разбито!» Но блюдце сказало: «Гляди,
Кто это там позади?» И видят: за ними из тёмного бора
Идёт-ковыляет Федора. Но чудо случилося с ней:
Стала Федора добрей.
Тихо за ними идёт
И тихую песню поёт: «Ой вы, бедные сиротки мои,
Утюги и сковородки мои!
Вы подите-ка, немытые, домой,
Я водою вас умою ключевой.
Я почищу вас песочком,
Окачу вас кипяточком,
И вы будете опять,
Словно солнышко, сиять,
А поганых тараканов я повыведу,
Прусаков и пауков я повымету!» И сказала скалка:
«Мне Федору жалко». И сказала чашка:
«Ах, она бедняжка!» И сказали блюдца:
«Надо бы вернуться!» И сказали утюги:
«Мы Федоре не враги!» Долго, долго целовала
И ласкала их она,
Поливала, умывала,
Полоскала их она. «Уж не буду, уж не буду
Я посуду обижать,
Буду, буду я посуду
И любить и уважать!» Засмеялися кастрюли,
Самовару подмигнули:
«Ну, Федора, так и быть,
Рады мы тебя простить!» Полетели,
Зазвенели Да к Федоре прямо в печь!
Стали жарить, стали печь, —
Будут, будут у Федоры и блины и пироги!
А метла-то, а метла — весела —
Заплясала, заиграла, замела,
Ни пылинки у Федоры не оставила. И обрадовались блюдца:
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
И танцуют и смеются —
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! А на белой табуреточке
Да на вышитой салфеточке Самовар стоит, Словно жар горит,
И пыхтит, и на бабу поглядывает: «Я Федорушку прощаю, Сладким чаем угощаю.
Кушай, кушай, Федора Егоровна!»