Исторические стихотворения
Современным школьникам, которые привыкли пользоваться смартфонами, носить кроссовки, ездить в машинах и автобусах, кажется, что без всех современных благ жизнь была скучной. Отчасти поэтому, слушая рассказы учителя про князей и царей, многие начинают зевать. Исправить ситуацию помогут исторические стихотворения, преподносящие информацию в доступной форме. Ведь рифмованные строчки очень легко воспринимаются на слух и откладываются в памяти, даже не приходится ничего зубрить. Кроме того, сборник стихотворений по истории помогает воспитать в старшеклассниках чувство патриотизма, гордости за подвиги наших дедов. Наслаждайтесь поэзией!
***
Сидишь себе на троне,
А все вокруг меня: —
Жу-жу, жу-жу, жу-жу…
Я в мантии своей
И в золотой короне,
Министры смотрят в рот
И ждут, что я скажу.
Я что-нибудь скажу,
Они подхватят разом:
— Да здравствует король!
Да здравствует король!
Потом мне принесут
Подписывать указы,
И я их подпишу,
А что, мне жалко что ль.
Но только, вот беда,
История учила,
Потом простой народ
Ворвется во дворец:
— Ааа! Где он тут, король?!
Долой его!!! На мыло!!!
И вздернут короля!
И мне придет конец?
И солнышко меня
Наутро не разбудит.
И птички не споют
Мне больше ни о чем.
И не узнаю я
Про то, что дальше будет…
Нет, дудки! Лучше я
Не буду королем!
Р. Алдонина
Были земли басурман,
Кочевал в степях широких
Злой Батый — татарский хан.
И татары не имели
Деревень и городов,
По ночам в степях сидели
У кибиток и костров.
Спал татарин без перины,
На снегу и под дождем,
Ел сушеную конину,
Что хранил он под седлом.
Был татарин хищным, смелым,
Был наездником умелым.
Про него мы скажем так:
«Хитрый враг, опасный враг!»
И была тогда могучей
Басурманская орда,
Налетала черной тучей
И сжигала города.
Земля наша богата, порядка в ней лишь нет.
А эту правду, детки, за тысячу уж лет
Смекнули наши предки: порядка-де, вишь, нет.
И стали все под стягом, и молвят: «Как нам быть?
Давай пошлем к варягам: пускай пойдут княжить.
Ведь немцы тороваты, им ведом мрак и свет,
Земля ж у нас богата, порядка в ней лишь нет».
Посланцы скорым шагом направились туда
И говорят варягам: «Придите, господа!
Мы вам отсыплем злата, что киевских конфет;
Земля наша богата, порядка в ней лишь нет».
Варягам стало жутко, но думают: «Что ж тут?
Попытка ведь не шутка — пойдем, коли зовут!».
И вот пришли три брата, варяги средних лет,
Глядят — земля богата, порядку ж вовсе нет…
А.К.Толстой
От девчонок современных очень отличалась!
На лице раскраски нет,
У волос обычный цвет,
А про папиросы –
Лишние расспросы!
Собирала корешки, очищала ловко,–
Не мала, не велика,–
Вдруг глядит – морковка!
…Первобытная морковка на зубах хрустела,
По лужайке шел олень, иволга свистела…
Я свою морковку ем
И желаю скрытно:
Вот бы нам пожить бы всем
Снова п е р в о б ы т н о!
Л. Фадеева
В бою при Ватерлоо:
Вот почему в последний час
Ему не повезлоо.
Он мог бы въехать на коне
Под Триумфальну арку!
Но насморк подкузьмил его —
И всё пошло насмарку.
Мог победить Наполеон,
Когда бы не форсил
И вместо треуголки
Ушанку бы носил.
Не пил бы он воды сырой,
Оделся бы теплоо —
И никогда б не проиграл
Тот бой при Ватерлоо!
Спайк Миллиган, перевод — Г. Кружков
По палатам царь Иван:
Два боярина сбежали
В королевский польский стан.
Изменили государю,
И отчизне, и Кремлю,
Польше предались бояре,
Сигизмунду-королю.
Царь кричит: «Бояр на плаху,
Коль они уходят к ляху!
Перевешать их пора —
Нам от них не ждать добра!»
И боярина иного
Царь лишал земли и крова,
А за черные дела
Плаха недруга ждала.
И к ответу шли порою
Не один, а сразу трое:
Был боярин виноват —
Отвечал и сват и брат.
Царь грозе уподоблялся,
И народ его боялся,
И боялся и любил,
Царь в народе Грозным слыл.
Строил древний городок;
Послужил ему порукой
Перекресток всех дорог.
Повела к Москве дорога
Из соседних городов —
На Руси их было много:
Тверь, Чернигов, Суздаль, Псков,
Переславль, Рязань и Киев,
Муром, Полоцк и другие,
Я их всех не назову,
Путь от них шел на Москву.
Мы будем древними, как греки.
Нас в обязательном порядке
Всю четверть будут проходить,
И наши школьные тетрадки
Всех будут в трепет приводить.
И кто-то, взяв тетрадь Орлова
И разобрав с трудом слова,
Воскликнет: «В древности корова
Писалась через букву «А»!»
С. Махотин
Над широко распахнутой Невой,
Как бог войны, встал бронзовый Суворов
Виденьем русской славы боевой.
В его руке стремительная шпага,
Военный плащ клубится за плечом,
Пернатый шлем откинут, и отвага
Зажгла зрачки немеркнущим огнем.
Бежит трамвай по Кировскому мосту,
Кричат авто, прохожие спешат,
А он глядит на шпиль победный, острый,
На деловой военный Ленинград.
Держа в рядах уставное равненье,
Походный отчеканивая шаг,
С утра на фронт проходит пополненье
Пред гением стремительных атак.
И он — генералиссимус победы,
Приветствуя неведомую рать,
Как будто говорит: «Недаром деды
Учили нас науке побеждать».
Несокрушима воинская сила
Того, кто предан родине своей.
Она брала твердыни Измаила,
Рубила в клочья прусских усачей.
В Италии летела с гор лавиной,
Пред Фридрихом вставала в полный рост,
Полки средь туч вела тропой орлиной
В туман и снег на узкий Чертов мост.
Нам ведом враг, и наглый и лукавый,
Не в первый раз встречаемся мы с ним.
Под знаменем великой русской славы
Родной народ в боях непобедим.
Он прям и смел в грозе военных споров,
И равного ему на свете нет.
«Богатыри!» — так говорит Суворов,
Наш прадед в деле славы и побед.
Всеволод Рождественский
Люди жалобы несут.
Кто соседа за потраву
В суд потащит на расправу,
Кто притянет должника
За четыре пятака.
И князья в своем уделе
Всех судили, как хотели:
«Тот — виновен. Этот — прав!»
Что ни город — свой устав.
Князь Иван Васильич Третий
Изменил порядки эти,
Он во всей стране тогда
Ввел «Судебник» для суда.
С той поры людей судили
Не по слабости и силе,’
А по чести и по праву,
По единому уставу.
По России вдоль и поперек
Рвет и крутит снежные завесы
Выстуженный северо-восток.
В этом ветре — вся судьба России,
Страшная, безумная судьба.
В этом ветре — гнет веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса,
Чертогана, вихря, свистопляса,
Быль царей и явь большевиков.
М.Волошин
Шла татарская орда,
Оседала год за годом,
Стала строить города.
И над всеми городами
Старший город был — Казань.
Мы с орды не брали дани,
Мы орде платили дань
И скотиной, и товаром,
И пушниной, и казной.
Пусты русские амбары
Были каждою весной.
Князь Иван Васильич Третий
Изменил порядки эти
И сказал послам в ответ:
«Мы платили двести лет,
Ну и хватит с нас, довольно!
Нам самим нужна казна.
Пусть отныне снова вольной
Будет наша сторона!»
Каблуком перед послами
Растоптал он ханский знак:
«С глаз долой! Не то и с вами
Мы поступим точно так!»
Летописцы в толстых книгах
Записали в этот год:
«Нет над нами больше ига,
Сбросил иго наш народ!»
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.
Се вид Отечества, гравюра.
На лежаке — Солдат и Дура.
Старуха чешет мертвый бок.
Се вид Отечества, лубок.
Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей — куча на полу.
Луна сверкает, зренье муча.
Под ней, как мозг отдельный,— туча.
Пускай Художник, паразит,
Другой пейзаж изобразит.
Иосиф Бродский
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временем судьбы их обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек!..
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая —
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство русское… и не пройдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек.
Ф.Тютчев
Длиннополые купцы!
И бояре и дворяне,
Горожане и крестьяне,
Кто в сорочках и штанах,
Кто в коротких зипунах.
И такие франты были:
Длинный охабень носили,
Рукавами до земли
Пыль по улице мели.
А зимой, в мороз, в Москве
Надевали шубу, две.
А боярыня, бывало,
По три шубы надевала.
Любят в праздники рядиться
Наши русские девицы:
Ожерелья, серьги, бусы,
Ленты в косах до земли.
А молодки под убрусы
Прячут волосы свои:
В старину была коса
Только девичья краса!
И, наверно, поем неспроста, —
Зачинатель мощной державы
Князь Московский — Иван Калита.
Был ты видом — довольно противен.
Сердцем — подл… Но — не в этом суть:
Исторически прогрессивен
Оказался твой жизненный путь.
Ты в Орде по-пластунски лазил.
И лизал — из последних сил.
Покорял ты Тверского князя,
Чтобы Хан тебя отличил.
Подавлял повсюду восстанья…
Но ты глубже был патриот.
И побором сверх сбора дани
Подготавливал ты восход.
Правда, ты об этом не думал.
Лишь умел копить да копить.
Но, видать, исторически-умным
За тебя был твой аппетит.
Славься, князь! Все живем мы так же —
Как выходит — так и живем.
А в итоге — прогресс… И даже
Мы в историю попадем.
Наум Коржавин
Мы их завет не сберегли.
Мы потеряли всё святое:
И стыд души, и честь земли.
Мы были с ними, были вместе,
Когда надвинулась гроза.
Пришла Невеста… И невесте
Солдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря,
Ее в чану Дворца, на дне,
В незабываемом позоре
И в наворованном вине.
Ночная стая свищет, рыщет,
Лед на Неве кровав и пьян…
О, петля Николая чище,
Чем пальцы серых обезьян!
Рылеев, Трубецкой, Голицын!
Вы далеко, в стране иной…
Как вспыхнули бы ваши лица
Перед оплеванной Невой!
И вот из рва, из терпкой муки,
Где по дну вьется рабий дым,
Дрожа протягиваем руки
Мы к нашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться,
Уста сухие приложить,
Чтоб умереть — или проснуться,
Но так не жить! Но так не жить!
Зинаида Гиппиус
Гудит Москва. Народ толпами
К заставе хлынул, как волна,
Вооруженными стрельцами
Вся улица запружена.
А за заставой зеленеют
Цветами яркими луга,
Колеблясь, волны ржи желтеют,
Реки чернеют берега…
Дорога серой полосою
Играет змейкой между нив,
Окружена живой толпою
Высоких придорожных ив.
А по дороге пыль клубится
И что-то движется вдали:
Казак припал к коню и мчится,
Конь чуть касается земли.
— Везем, встречайте честью гостя.
Готовьте два столба ему,
Земли немного на погосте,
Да попросторнее тюрьму.
Везем!
И вот уж у заставы
Красивых всадников отряд,
Они в пыли, их пики ржавы,
Пищали за спиной висят. Везут телегу.
Палачами окружена телега та,
На ней прикованы цепями
Сидят два молодца. Уста
У них сомкнуты, грустны лица,
В глазах то злоба, то туман…
Не так к тебе, Москва-столица,
Мечтал приехать атаман
Низовой вольницы! Со славой,
С победой думал он войти,
Не к плахе грозной и кровавой
Мечтал он голову нести!
Не зная неудач и страха,
Не охладивши сердца жар,
Мечтал он сам вести на плаху
Дьяков московских и бояр.
Мечтал, а сделалось другое,
Как вора, Разина везут,
И перед ним встает былое,
Картины прошлого бегут:
Вот берега родного Дона…
Отец замученный… Жена…
Вот Русь, народ… Мольбы и стона
Полна несчастная страна…
Монах угрюмый и высокий,
Блестит его орлиный взор…
Вот Волги-матушки широкой
И моря Каспия простор…
Его ватага удалая —
Поволжья бурная гроза…
И персиянка молодая,
Она пред ним… Ее глаза
Полны слезой, полны любовью,
Полны восторженной мечты…
Вот руки, облитые кровью,—
И нет на свете красоты!
А там все виселицы, битвы,
Пожаров беспощадных чад,
Убийства в поле, у молитвы,
В бою… Вон висельников ряд
На Волге, на степных курганах,
В покрытых пеплом городах,
В расшитых золотом кафтанах,
В цветных боярских сапогах…
Под Астраханью бой жестокий…
Враг убежал, разбитый в прах…
А вот он ночью, одинокий,
В тюрьме, закованный в цепях…
И надо всем Степан смеется,
И казнь, и пытки — ничего.
Одним лишь больно сердце бьется:
Свои же выдали его.
II
Утро ясно встает над Москвою,
Солнце ярко кресты золотит,
А народ еще с ночи толпою
К Красной площади, к казни спешит.
Чу, везут! Взволновалась столица,
Вся толпа колыхнула волной,
Зачернелась над ней колесница
С перекладиной, с цепью стальной…
Атаман и разбойник мятежный
Гордо встал у столба впереди.
Он в рубахе одет белоснежной,
Крест горит на широкой груди.
Рядом с ним и устал, и взволнован,
Не высок, но плечист и сутул,
На цепи на железной прикован,
Фрол идет, удалой эсаул;
Брат любимый, рука атамана,
Всей душой он был предан ему
И, узнав, что забрали Степана,
Сам охотно явился в тюрьму.
А на черном, высоком помосте
Дьяк, с дрожащей бумагой в руках,
Ожидает желанного гостя,
На лице его злоба и страх,
И дождался. На помост высокий
Разин с Фролкой спокойно идет,
Мирно колокол где-то далекий
Православных молиться зовет;
Тихо дальние тянутся звуки,
А народ недвижимый стоит:
Кровожадный, ждет Разина муки —
Час молитвы для казни забыт…
Подошли. Расковали Степана,
Он кого-то глазами искал…
Перед взором бойца-атамана,
Словно лист, весь народ задрожал.
Дьяк указ «про несказанны вины»
Прочитал, взял бумагу в карман,
И к Степану с секирою длинной
Кат пришел… Не дрогнул атаман;
А палач и жесток и ужасен,
Ноздри вырваны, нет и ушей,
Глаз один весь кровавый был красен,—
По сложенью медведя сильней.
Взял он за руку грозного ката
И, промолвив, поник головой:
— Перед смертью прими ты за брата,
Поменяйся крестом ты со мной.
На глазу палача одиноком
Бриллиантик слезы заблистал,—
Человек тот о прошлом далеком,
Может быть, в этот миг вспоминал…
Жил и он ведь, как добрые люди,
Не была его домом тюрьма,
А потом уж коснулося груди,
Раскалённое жало клейма,
А потом ему уши рубили,
Рвали ноздри, ременным кнутом
Чуть до смерти его не забили
И заставили быть палачом.
Омочив свои щеки слезами,
Подал крест атаман ему свой —
И враги поменялись крестами…
— Братья! шепот стоял над толпой…
Обнялися ужасные братья,
Да, такой не бывало родни,
А какие то были объятья —
Задушили б медведя они!
На восток горячо помолился
Атаман, полный воли и сил,
И народу кругом поклонился:
— Православные, в чем согрубил,
Все простите, виновен не мало,
Кат за дело Степана казнит,
Виноват я… В ответ прозвучало:
— Мы прощаем и бог тя простит!..
Поклонился и к крашеной плахе
Подошел своей смелой стопой,
Расстегнул белый ворот рубахи, Лег…
Накрыли Степана доской.
— Что ж, руби! Злобно дьяк обратился,
Али дело забыл свое кат?
— Не могу бить родных — не рядился,
Мне Степан по кресту теперь брат,
Не могу! И секира упала,
По помосту гремя и стуча.
Тут народ подивился немало…
Дьяк другого позвал палача.
Новый кат топором размахнулся,
И рука откатилася прочь.
Дрогнул помост, народ ужаснулся…
Хоть бы стон! Лишь глаза, словно ночь,
Черным блеском кого-то искали
Близ помоста и сзади вдали…
Яркой радостью вдруг засверкали,
Знать, желанные очи нашли!
Но не вынес той казни Степана,
Этих мук, эсаул его Фрол,
Как упала рука атамана,
Закричал он, испуган и зол…
Вдруг глаза непрогляднее мрака
Посмотрели на Фролку. Он стих.
Крикнул Стенька:
— Молчи ты, собака!
И нога отлетела в тот миг.
Все секира быстрее блистает,
Нет ноги и другой нет руки,
Голова по помосту мелькает,
Тело Разина рубят в куски.
Изрубили за ним эсаула,
На кол головы их отнесли,
А в толпе среди шума и гула
Слышно — женщина плачет вдали.
Вот ее-то своими глазами
Атаман меж народа искал,
Поцелуй огневыми очами
Перед смертью он ей посылал.
Оттого умирал он счастливый,
Что напомнил ему ее взор,
Дон далекий, родимые нивы,
Волги-матушки вольный простор,
Все походы его боевые,
Где он сам никого не щадил,
Оставлял города огневые,
Воевод ненавистных казнил…
Владимир Гиляровский
