Куриный бульон
Мама принесла из магазина курицу, большую, синеватую, с длинными костлявыми ногами. На голове у курицы был большой красный гребешок. Мама повесила ее за окно и сказала:
– Если папа придет раньше, пусть сварит. Передашь?
Я сказал:
– С удовольствием!
И мама ушла в институт. А я достал акварельные краски и стал рисовать. Я хотел нарисовать белочку, как она прыгает в лесу по деревьям, и у меня сначала здорово выходило, но потом я посмотрел и увидел, что получилась вовсе не белочка, а какой-то дядька, похожий на Мойдодыра. Белкин хвост получился как его нос, а ветки на дереве как волосы, уши и шапка… Я очень удивился, как могло так получиться, и, когда пришел папа, я сказал:
– Угадай, папа, что я нарисовал?
Он посмотрел и задумался:
– Пожар?
– Ты что, папа? Ты посмотри хорошенько!
Тогда папа посмотрел как следует и сказал:
– Ах, извини, это, наверное, футбол…
Я сказал:
– Ты какой-то невнимательный! Ты, наверно, устал?
А он:
– Да нет, просто есть хочется. Не знаешь, что на обед?
Я сказал:
– Вон, за окном курица висит. Свари и съешь!
Папа отцепил курицу от форточки и положил ее на стол.
– Легко сказать, свари! Сварить можно. Сварить – это ерунда. Вопрос, в каком виде нам ее съесть? Из курицы можно приготовить не меньше сотни чудесных питательных блюд. Можно, например, сделать простые куриные котлетки, а можно закатить министерский шницель – с виноградом! Я про это читал! Можно сделать такую котлету на косточке – называется «киевская» – пальчики оближешь. Можно сварить курицу с лапшой, а можно придавить ее утюгом, облить чесноком и получится, как в Грузии, «цыпленок табака». Можно, наконец…
Но я его перебил. Я сказал:
– Ты, папа, свари что-нибудь простое, без утюгов. Что-нибудь, понимаешь, самое быстрое!
Папа сразу согласился:
– Верно, сынок! Нам что важно? Поесть побыстрей! Это ты ухватил самую суть. Что же можно сварить побыстрей? Ответ простой и ясный: бульон!
Папа даже руки потер.
Я спросил:
– А ты бульон умеешь?
Но папа только засмеялся.
– А чего тут уметь? – У него даже заблестели глаза. – Бульон – это проще пареной репы: положи в воду и жди, когда сварится, вот и вся премудрость. Решено! Мы варим бульон, и очень скоро у нас будет обед из двух блюд: на первое – бульон с хлебом, на второе – курица вареная, горячая, дымящаяся. Ну-ка брось свою репинскую кисть и давай помогай!
Я сказал:
– А что я должен делать?
– Вот погляди! Видишь, на курице какие-то волоски. Ты их состриги, потому что я не люблю бульон лохматый. Ты состриги эти волоски, а я пока пойду на кухню и поставлю воду кипятить!
И он пошел на кухню. А я взял мамины ножницы и стал подстригать на курице волоски по одному. Сначала я думал, что их будет немного, но потом пригляделся и увидел, что очень много, даже чересчур. И я стал их состригать, и старался быстро стричь, как в парикмахерской, и пощелкивал ножницами по воздуху, когда переходил от волоска к волоску.
Папа вошел в комнату, поглядел на меня и сказал:
– С боков больше снимай, а то получится под бокс!
Я сказал:
– Не очень-то быстро выстригается…
Но тут папа вдруг как хлопнет себя по лбу:
– Господи! Ну и бестолковые же мы с тобой, Дениска! И как это я позабыл! Кончай стрижку! Ее нужно опалить на огне! Понимаешь? Так все делают. Мы ее на огне подпалим, и все волоски сгорят, и не надо будет ни стрижки, ни бритья. За мной!
И он схватил курицу и побежал с нею на кухню. А я за ним. Мы зажгли новую горелку, потому что на одной уже стояла кастрюля с водой, и стали обжигать курицу на огне. Она здорово горела и пахла на всю квартиру паленой шерстью. Папа поворачивал ее с боку на бок и приговаривал:
– Сейчас, сейчас! Ох и хорошая курочка! Сейчас она у нас вся обгорит и станет чистенькая и беленькая…
Но курица, наоборот, становилась какая-то черненькая, вся какая-то обугленная, и папа наконец погасил газ.
Он сказал:
– По-моему, она как-то неожиданно прокоптилась. Ты любишь копченую курицу?
Я сказал:
– Нет. Это она не прокоптилась, просто она вся в саже. Давай-ка, папа, я ее вымою.
Он прямо обрадовался.
– Ты молодец! – сказал он. – Ты сообразительный. Это у тебя хорошая наследственность. Ты весь в меня. Ну-ка, дружок, возьми эту трубочистовую курицу и вымой ее хорошенько под краном, а то я уже устал от этой возни.
И он уселся на табурет.
А я сказал:
– Сейчас, я ее мигом!
И я подошел к раковине и пустил воду, подставил под нее нашу курицу и стал тереть ее правой рукой изо всех сил. Курица была очень горячая и жутко грязная, и я сразу запачкал свои руки до самых локтей. Папа покачивался на табурете.
– Вот, – сказал я, – что ты, папа, с ней наделал. Совершенно не отстирывается. Сажи очень много.
– Пустяки, – сказал папа, – сажа только сверху. Не может же она вся состоять из сажи? Подожди-ка!
И папа пошел в ванную и принес мне оттуда большой кусок земляничного мыла.
– На, – сказал он, – мой как следует! Намыливай!
И я стал намыливать эту несчастную курицу. У нее стал какой-то совсем уже дохловатый вид. Я довольно здорово ее намылил, но она очень плохо отмыливалась, с нее стекала грязь, стекала уже, наверно, с полчаса, но чище она не становилась.
Я сказал:
– Этот проклятый петух только размазывается от мыла.
Тогда папа сказал:
– Вот щетка! Возьми-ка, потри ее хорошенько! Сначала спинку, а уж потом все остальное.
Я стал тереть. Я тер изо всех сил, в некоторых местах даже протирал кожу. Но мне все равно было очень трудно, потому что курица вдруг словно ожила и начала вертеться у меня в руках, скользить и каждую секунду норовила выскочить. А папа все не сходил со своей табуретки и все командовал:
– Крепче три! Ловчее! Держи за крылья! Эх, ты! Да ты, я вижу, совсем не умеешь мыть курицу.
Я тогда сказал:
– Пап, ты попробуй сам!
И я протянул ему курицу. Но он не успел ее взять, как вдруг она выпрыгнула у меня из рук и ускакала под самый дальний шкафчик. Но папа не растерялся. Он сказал:
– Подай швабру!
И когда я подал, папа стал шваброй выгребать ее из-под шкафа. Он сначала оттуда выгреб старую мышеловку, потом моего прошлогоднего оловянного солдатика, и я ужасно обрадовался, ведь я думал, что совсем потерял его, а он тут как тут, мой дорогой.
Потом папа вытащил, наконец, курицу. Она была вся в пыли. А папа был весь красный. Но он ухватил ее за лапку и поволок опять под кран. Он сказал:
– Ну, теперь держись. Синяя птица.
И он довольно чисто ее прополоскал и положил в кастрюлю. В это время пришла мама. Она сказала:
– Что тут у вас за разгром?
А папа вздохнул и сказал:
– Курицу варим.
Мама сказала:
– Давно?
– Только сейчас окунули, – сказал папа.
Мама сняла с кастрюльки крышку.
– Солили? – спросила она.
– Потом, – сказал папа, – когда сварится.
Но мама понюхала кастрюльку.
– Потрошили? – сказала она.
– Потом, – сказал папа, – когда сварится.
Мама вздохнула и вынула курицу из кастрюльки. Она сказала:
– Дениска, принеси мне фартук, пожалуйста. Придется все за вас доделывать, горе-повара.
А я побежал в комнату, взял фартук и захватил со стола свою картинку. Я отдал маме фартук и спросил ее:
– Ну-ка, что я нарисовал? Угадай, мама!
Мама посмотрела и сказала:
– Швейная машинка? Да?
